Художник по гриму сериала «Триггер» Алевтина Капранова рассказала, как рисовали синяки и ссадины Максиму Матвееву. И почему работать с Максимом прекрасно, а с его волосами – ужасно.

— Алевтина, в продолжении «Триггера» Стрелецкий почти всегда ходит в синяках или ссадинах, а какое-то время даже с выбитым зубом. Мои коллеги подсчитали: герой Максима Матвеева за 16 серий пропустил 30 ударов, два касания электрошокером и одну пощечину. Обычно художники по гриму рассказывают, как подбирали прически, бороды, иногда – контактные линзы, чтобы изменить цвет глаз. А тут были поиски и сомнения – какой нужно рисовать фингал, где и какие изображать ссадины?

— Прочитав сценарий, я подошла к режиссеру Ивану Твердохлебову: «Вас не смущает, что к финалу на нашем главном герое не остается живого места? Что он превращается в кусок хорошо отбитого мяса? Если мы оставим все удары без изменений, к последней серии на Стрелецкого будет страшно смотреть». Мне возразили: «Но ведь в первом сезоне его тоже били». – «Ощутимо меньше». И на пробах грима я изобразила на лице Матвеева все те повреждения, которые должны были появиться на нем к 16 серии. И тогда режиссерская группа со мной согласилась: «Действительно перебор!» И мы решили слегка подкорректировать и смягчить картину в данном вопросе. Избегать полной анатомической реалистичности, поменять места повреждений – чтобы Артема не всегда били по лицу. Чтобы часть повреждений была спрятана под одеждой, и зрителям не приходилось смотреть на них все время.
Разумеется, у нас для безошибочного повторения всегда под рукой были фотографии грима с разных ракурсов с номером сцены. Но однажды случилась забавная история. На 83 смене мой ассистент рисовала Матвееву синяк под глазом. Я, проходя мимо, взглянула и опешила: «Ты ему нарисовала не тот синяк». – «Зато посмотри, какой он красивый!» — «Очень красивый, но не тот! Стирай и делай заново». Ассистентке как человеку творческому было очень тяжело рисовать пятьдесят дней одно и то же…

— Консультировались у медиков, на какой день синяк какого размера должен синеть, зеленеть, потихоньку проходить?
— Не было необходимости. Я училась на художника по гриму в Государственной академии славянской культуры, и у нас был курс судебной медицины. Там объясняли, как выглядят различные раны, ожоги – когда работала на фильмах ужасов, эти знания очень пригодились. А в «Триггере» решили чуть-чуть приукрашивать ситуацию: когда герой Матвеева зарабатывал новый синяк, мы делали старый чуть менее заметным – на герое Матвеева все заживало чуть быстрее, чем в реальной жизни.

— Некоторое время Стрелецкий ходит с выбитым зубом…

— Мы около 12 дней закрашивали Матвееву зуб специальной краской, подходящей для пористой поверхности зуба. Перед этим я попросила Максима проконсультироваться насчет этой краски с его стоматологом: не хотелось, чтобы актеру потом пришлось делать профессиональное отбеливание. Стоматолог все одобрил. Перед обедом и после смены зуб отмывали спиртом и каждый раз предлагали: «Может тебе чем-нибудь закусить?» Матвеев сам ездил за рулем, и останови его инспектор ГИБДД, ему пришлось бы объяснять, почему изо рта пахнет алкоголем.

— Вот рядом со Стрелецким всем сложно. А с самим Матвеевым?

— А с ним великолепно! Он и актер прекрасный, и человек. И к тому же очень дисциплинированный. Такая самодисциплина, как у него, – большая редкость для людей, особенно для артистов. Он очень бережно относится к костюму, к гриму, не пачкается и не трогает лицо руками. Такой комплимент, наверное, забавно звучит. Но многие актеры, настраиваясь на роль, на сложную сцену, погружаются в себя – и неосознанно трогают, чешут, трут лицо руками. Стараясь как можно лучше сделать свою работу, они нечаянно портят работу гримеров.

— Но было что-то сложное и в работе с Максимом?

— Да! Его стрижка! Не знаю, кто колдовал над его ростом волос – у него каждый волос растет в свою сторону. А у нас он ходит с очень короткой стрижкой, и ее приходилось обновлять раз в три-четыре дня. Всякий раз это было сражение с каждым волосом, на которое уходил час.

— А ведь кажется, что она делается за пять минут машинкой – вжик и готово. Были еще простые с виду вещи, которые вам тяжело дались?

— Я долго думала, как подчеркнуть скрытность, загадочность и маниакальную чистоплотность героини Светланы Устиновой. Думали об очень длинных волосах и другом цвете. Придумывали вместе с художником по костюмам очень сложные образы. И самым лучшим оказалось самое простое решение – челка, слегка прикрывающая ей глаза!

— Тело героини Сабины Ахмедовой полностью покрыто татуировками. Как решали, какие делать, в какой технике?

— В сценарии было написано, что у нее совершенно невообразимые, ни на что не похожие тату, и никто не может понять, что на них изображено. По поводу этого персонажа я тоже сходила к режиссерской группе: «Коллеги, сейчас уже не осталось невообразимых татуировок, которые никто и никогда не делал – бывают интересные, красивые. Но новое слово уже не придумаешь». И мы решили сделать татуировки, которые интересно было бы разглядывать и догадываться об их значении. Я предложила Сабине: «Хочу в татуировках рассказать историю жизни героини – про потерю ребенка, про новую жизнь, про ее увлечения». Так возник феникс, который возрождается из пепла и летит вдоль орнамента, символизирующего дорогу. Орнамент переходит на ключицу и превращается в изображение то ли пульса, то ли схемы автомобильной коробки передач – потому что она водитель. На плече появилось изображение ангела, а ниже, на руке – имя ее погибшего ребенка. Я нарисовала эскизы и отправила знакомым тату-мастерам, чтобы они оценили мою работу на предмет реалистичности.

— Как эту сложную картину рисовали на Сабине?

— Ее наклеивали: это была гигантская переводная татуировка. И несмотря на хрупкость Сабины и то, что она занимала не сто процентов ее тела, а сорок, все равно татуировка занимала два ватмана. «Татуировку» разделили на маленькие куски для удобства наклеивания, и самым сложным было правильно состыковать их на теле: ведь ты не видишь рисунок – к тебе ватман повернут белой стороной. Грим Сабины вместе с прической занимал два-два с половиной часа. Мы восхищались ее стойкостью! Ведь ей не только нужно было стоять, не шелохнувшись в неудобных позах, пока я приклеиваю тату, но и ходить с тугим хвостом, на который вешалось 600 грамм дополнительных волос, в которые иногда вплетались цепи. А мои знакомые девушки говорят: «Если Алевтина делает хвост, броу-лифтинг уже не нужен». В конце смены она бежала к нам со словами: «Снимите хвост, верните мне брови на место!»
— А переводную татуировку не приходилось возвращать на место? Не сползала?
— Татуировка вела себя прекрасно. Только во время постельной сцены после нескольких дублей начала кое-где стираться и отклеиваться, и мы ее дорисовывали вручную.